— Спасибо, — сказал я.
Вновь улыбнувшись черной улыбкой, она выскользнула наружу.
Значит, даже в армию, с этой военной тоской полевой жизни, Кольцевой допустил кое-какую роскошь, чтобы подсластить тоску. Такого я пока не видел.
Какое-то время я расхаживал по палатке взад-вперед. Вышел, чтобы поглазеть на взлетающий «Фантом». Кивнул проходящей горничной. Хотел поболтать со Стальони, но тот сказал, что читает интересную книгу. Я вспомнил про свою. Я как раз читал второй том «Властелина колец». Голлум скользил вниз головой по скалам, преследуя Бильбо. Я ассоциировал себя с Голлумом, мне нравился его голос. Раньше, в Кавалерии, я пытался ему подражать: «Да, моя прелессссть, мы любим выссссаживать дессссанты». Но всем казалось, что у меня развивается шепелявость. Никто не знал, кто такой Голлум. Самым популярным чтением были книжки про Джеймса Бонда.
Пока я читал, в моем мозгу что-то очень серьезно перекосилось.
Должно было перекоситься, потому что книжка вдруг оказалась не на коленях, а на полу, а я тянулся к кобуре со своим сорок пятым и спрашивал:
— Что?
Я обшарил палатку, заглядывая в углы. Выглянул наружу.
— Что?
Что-то было дико не так. Я напрягся. Я был готов. Я ждал.
Во вход просунулась темная голова. Оно? Выхватывая пистолет, я увидел, что это был Стальони.
— Пошли поедим, — сказал он и исчез. Он не заметил мой пистолет. Чувство близкой, неизбежной смерти резко исчезло. Опасность миновала. Что за опасность, я не знал, но больше ее не было. Я вложил сорок пятый в кобуру и пошел в столовую.
Я сидел за одним столом со Стальони и двумя летчиками ВВС с базы напротив. Пока я ел, то с тревогой думал о том, что случилось. Ведь все было в порядке. Дело во мне. Я схожу с ума.
— Хочешь попробовать? — спросил лейтенант ВВС.
— Что попробовать?
— Полетать на «Фантоме».
— Я летаю на сликах.
— Знаю. Хочешь поменяться налетом? — он вопросительно глянул на меня.
— Нет.
На следующий день «Хьюи» не был готов. И через день тоже. С каждым днем распорядок оставался все тем же. Позавтракать, почитать, пообедать, почитать, поужинать, почитать, спать. Рутина перебивалась моментами безотчетного ужаса. По ночам я вскакивал и искал причину своих страхов. Как-то раз после обеда, читая за столом в клубе, я потерял сознание. В какую-то секунду я читал и все было в порядке, а в следующую я увидел, что лежу лицом в раскрытой книге. Это так меня напугало, что я потащил свою измученную душу ко врачу из ВВС.
— У меня кружится голова, я вскакиваю по ночам и мне кажется, что я умираю, а вчера я упал лицом в книгу, — со стыдом признался я.
— Раздевайтесь, — сказал врач, дружелюбно глядя на меня.
— А это зачем?
— Я проведу неврологическое обследование.
И провел. Он колол меня иголками, скреб мои стопы, постукивал по локтям и коленям. Он заставлял меня следить глазами за пальцами и светом, стоять на одной ноге и смыкать кончики моих пальцев, пока глаза закрыты. Наконец, осмотрев мои глаза с офтальмоскопом, он сказал:
— Хм-м.
— Нашли что-нибудь?
— Нет. Вообще ничего. Ваша нервная система работает нормально.
— А почему тогда у меня эти провалы и головокружения?
— Не знаю.
Я разочарованно вздохнул.
— Тут может быть несколько вещей, — добавил он торопливо. — У вас может быть редкая форма эпилепсии, в чем я сомневаюсь. Или вы страдаете от стресса. Если учесть, чем вы занимаетесь, это наверняка стресс. Но я бы порекомендовал вам проконсультироваться с вашим собственным врачом, когда вы его увидите. Если симптомы не пропадут, вас, вероятно, отстранят от полетов.
Через четыре дня после моего прибытия, неделю спустя расставание с Кавалерией, я присоединился к моей новой части на поле Нхонко.
Вертолеты «Искателей» стояли на узкой полосе, вырубленной в джунглях французами. Лагерь стоял на холме рядом с полосой. Взвалив вещи на плечо, я нашел Дикона, указавшего мне на одну из двадцати шестиугольных палаток, разбросанных по грязноватым песчаным дюнам. Моими соседями по палатке стали два уоррента, Монк и Ступи Стоддард.
— О, новенький, — сказал Монк. Он глянул на меня поверх обувной коробки, которую заполнял вырезками из журналов. У Монка был квадратный подбородок и компактное, плотное тело. Он прищурился от света за моей спиной. — Но, похоже, во Вьетнаме ты не новичок.
Он глядел на пряжку моего ремня. Зеленая лента, покрывавшая пряжку, стала почти черной от грязи — признак ветерана.
— Так и есть. Я перевелся из Кавалерии.
— Правда? — это был Стоддард. — Из Кавалерии? Солидно.
Ступи — это ребенок-переросток с лишним весом. Он употреблял всякие раздражающие словечки типа «Уя!» Или даже «Клево!».
Я кивнул и спросил:
— Можно туда барахло скинуть?
— Конечно, — ответил Стоддард.
Я бросил свой мешок рядом с матерчатой стенкой и уселся на него. Монк вновь занялся своими вырезками. Вокруг его постели валялись изрезанные номера «Старз энд Страйпс», «Ньюсуик», «Тайм» и других журналов. Он аккуратно вырезал каждый кусочек швейцарскими армейскими ножницами, а потом пролистывал карточки каталога в алфавитном порядке, чтобы поместить вырезку в нужное место.
— Ты писатель? — спросил я.
— Монк-то писатель? — Ступи захихикал. Его пузо и толстые щеки затряслись. Я увидел на его губах шоколадные пятна, а потом и саму шоколадку в грязной руке. — Монк, он думает, ты писатель.
И звонко захохотал. Монк глянул на него так, что смех мгновенно оборвался. Ступи заморгал и уселся тихо, выказывая уважение.