Цыплёнок и ястреб - Страница 64

По толпе поползли смешки и шепот. Он что, правда считает, что офицерское воздержание как-то повлияет на рядовых? Прямо сейчас Анкхе был наполнен сотнями рядовых, которые, ясное дело, кидались на каждую женщину, попавшую в поле зрения.

— Джентльмены, серьезные ситуации требуют необычных решений. Я знаю, что это может показаться вам оскорбительным, но и я, и мое начальство считаем, что — э-э — онанизм теперь вполне оправдан.

— Это приказ?

— Кто это сказал?!

Ответа не было. Полковник с яростью вперил взгляд в нашу ораву, пытаясь отыскать червивое яблочко. Наглец не вышел вперед и не бросился в грязь у полковничьих ног, моля о прощении. Полковник с отвращением продолжил:

— Нет, это не приказ, это предложение. И если будут новые случаи триппера, я закрою деревню для всех. Вообще никаких увольнительных.

— Он чего, приказал нам всем обдрочиться? — раздался из глубины строя негромкий голос Коннорса. Строй захихикал. Полковник не услышал этого замечания.

— У меня есть план, как всех занять, пока мы не летаем. Вот на этом самом месте мы построим офицерский клуб.

Штабные офицеры зааплодировали.

— Гляньте правде в глаза. Мы здесь пробудем очень долго. И у нас будет настоящий клуб — чтобы выпить после долгого дня, поговорить с медсестрами, посидеть в плюшевых креслах, послушать музыку. Если начать прямо сейчас, то все это возможно.

— С медсестрами? — это опять Коннорс.

— Ну да, с медсестрами. На дивизионном уровне есть медсестры. Вы же не хотите, чтобы они навещали вас в этих тухлых палатках?

— Хочу.

— А это кто сказал?! — взгляд полковника заметался в поисках критикана. В строю все смотрели друг на друга, демонстрируя полную невинность. Капитан Уильямс со злостью оглядывал нашу группу, а особенно Коннорса.

— Джентльмены, с таким отношением к делу мы будем жить, как зверье, — полковник сокрушенно покачал головой. — А потому, начиная с этого самого момента, мы собираем первые взносы на клуб. Эти деньги понадобятся, чтобы купить всякие стройматериалы. Отвечать за все будет капитан Флоренс, потому что на гражданке он был подрядчиком.

Флоренс вышел вперед и кивнул.

— Трудиться будем добровольно. Я рассчитываю, что каждый человек отработает свою долю в каждый месяц, пока мы не закончим работу.

Через несколько дней у меня брал интервью японский репортер. Несколько ребят глазели на то, как фотограф снимает. Среди них был и долговязый капитан, которого я до сих пор вспоминаю, как Нового Парня. Его окружала аура здоровья, уверенности в себе — то, что успело повыветриться у ветеранов.

— Если им нужна новая столовая, так построим ее! — сказал он, когда Уильямс объявил, что кроме клуба нужна еще и столовая. — Я в своей жизни построил кучу вещей. Да я один, наверное, смог бы это сделать. Черт возьми, что угодно будет лучше, чем эта паршивая палатка.

Райкер уставился на него и проворчал:

— О, блин.

— Ага-ага, — закивал Коннорс.

Банджо фыркнул. В тот самый день Новый Парень принялся строить столовую.

— Э-э, Боб, — сказал Новый Парень.

Японский фотограф сгорбился передо мной, выискивая нужный ракурс.

— Чего?

— Может, тебе убрать эту картинку?

Я обернулся, глядя на плакат, приколотый к стене со стороны койки Райкера.

— А ну оставь Кэти в покое, — заявил Коннорс. — Пусть ребята в старой доброй Японии видят, за что мы сражаемся.

— Но что, если его жена это увидит?

— «Это»? Я тебя умоляю. Перед тобой Кэти Роттенкротч, эмблема нашей палатки. Она — не «это», как ты сам прекрасно видишь.

Репортер засмеялся, а фотограф передвинулся так, чтобы Кэти попала в кадр.

— На что это похоже — летать под пулями? — спросил репортер.

Кому-то понадобилось мое мнение? В Иадранг я много думал о пулях. Мне всегда было страшно. Это и есть ответ: мне всегда было страшно, каждый раз. Перед тобой, мистер репортер, сидит цыпленок в военной форме.

— Ну, поначалу страшновато, но когда выполнишь несколько посадок, привыкаешь.

Привыкаешь, блин, ага. Жду не дождусь, когда займусь этим вновь.

— А бывало действительно опасно?

И еще как. Так опасно, что мурашки по коже. Я мог попасть в эту кучу трупов.

— Да не опасней, чем у других ребят. Всякие вещи типа прострелов кабины.

— При штурмах вы носите вот это? — я был одет в форму, бронежилет и носил пистолет, так захотел фотограф.

— Да.

— А вот это… — он указал пальцем.

— Бронежилет.

— Этот бронежилет останавливает пули?

— Нет. На самом деле, он их даже не замедляет.

Все засмеялись.

Мы выполняли поддержку конвоя, идущего в Плейку и должны были на два часа встать лагерем на Индюшачьей Ферме.

Вихрь от двух десятков вертолетов прибил к земле траву высотой в фут. К полудню, когда мы разобрали коробки с пайками, кто-то во главе строя опрокинул самодельную печку.

— Пожар! — раздался чей-то крик. Рядом с несколькими головными «Хьюи» над травой поднялся дым. Я вместе со всеми побежал к огню. Оранжевые языки пламени начали прорываться сквозь траву. Люди пытались сбить их, хлопая футболками, но без толку. Ветер погнал огонь к замыкающим машинам. Мой вертолет и еще два оказались как раз на пути. Я бросился назад.

Ричер встал позади моего кресла:

— Скорее, сэр!

Я начал нащупывать ремни, но, увидев окружавший нас дым, понял, что на это нет времени. Я проклял себя за то, что не подготовил машину к взлету заранее. Разболтался. Перебросил переключатели и нажал кнопку стартера.