Цыплёнок и ястреб - Страница 22

Я заучивал слова, показывая на разные вещи и записывая, что она говорит в записную книжку — фонетически, конечно. До конца дня я записал много слов, как то: часы (дамн хо), нож (каи зова), зуб (зинг). Мы провели целый час, составляя предложения из слов, которые я узнал. Пока она учила меня, то успокоилась и стала улыбаться.

Я услышал, как орет Нгуен и глянул, чтобы узнать, в чем дело. Он ругал группу вьетнамцев на южном краю. Майерс спал в джипе, надвинув шапку на лицо. Встав, я оглядел круг. В северной части один человек сидел на земле, а вокруг него мелькали мачете. Стало интересно, чего это он там расселся, но тут Салли похлопала меня по плечу.

Она не просто учила меня вьетнамским словам, но еще и спрашивала английские. А по плечу она меня хлопала потому что я оглядывался вокруг, вместо того, чтобы ее учить.

— Дерево, — сказал я, когда она показала на нашу скамейку, но это было не то, что ей нужно.

Я поднялся и подошел к джипу, по дороге еще раз глянув на сидящего. Теперь он лежал. Это уже было слишком. Дай им дюйм — захапают милю. Я позвал Нгуена:

— Скажи этому мужику, чтобы работал, — и показал на лодыря; тот был в сотне ярдов от нас. Нгуен убежал.

— Вставай, сержант, — я подошел к джипу. Майерс качнулся вперед, его шапка упала.

— Виноват, сэр. Всю ночь стоял на посту, — очень может быть, что и не врал.

— Ладно. Нам остался где-то час. Постарайся в этот час не заснуть.

— Есть, сэр.

Майерс ушел, а я начал смотреть, что делает Нгуен. Он возвращался. Человек позади него все еще спал.

— Ну что, Нгуен?

— Он не работать больше, Да ви. Он мертвый.

— Как мертвый? — я заморгал. — Ты сказал «мертвый»?

— Да, Да ви, — Нгуен кивнул, констатируя факт.

Ерунда какая-то. Тупой гук явно не понимал, что я говорю. Мужик спал, а Нгуен хотел его покрыть. Если бы он умер, или умирал, уж конечно толпа вокруг него сказала бы что-нибудь. Может, это какая-то хитрость? Нгуен — ВК и хочет, чтобы я туда подошел, а они все изрубят меня на куски? Майерс точно ничего не заметит.

Я подошел к спящему. Нгуен бежал следом. Человек, похоже, был его шурином.

— Нгуен, я знаю, что он спит, так что не пытайся меня остановить.

Нгуен не ответил. В горле у меня что-то сжалось, я не мог понять, почему.

Человек не поднялся, когда я подошел к нему. Он удобно лежал на боку в траве, а над его язвами на ногах кружились мухи и мошкара. (У всех вьетнамцев язвы на ногах). Он не дышал. Откуда-то появился Майерс, нагнулся и проверил пульс на шее:

— Мертв, сэр.

Нгуен показал мне, что его убило. В шести футах от трупа лежала обезглавленная змея. Где-то посреди порезов и царапин на ноге был и змеиный укус. Его укусили, он убил змею и сел, чтобы умереть. Его друзья, работавшие рядом, не бросили работу, чтобы прийти на помощь. Они знали, и сам он знал, что когда тебя кусает такая змея, ты умираешь. И умер.

Рабочий день закончился и беженцы выстроились в пятидесяти футах от грузовиков. Приехал джип с деньгами, труп унесли в лагерь. Из джипа вышел офицер с черным виниловым дипломатом, который страшно не вязался с джунглями и начал выдавать вьетнамским рабочим зарплату.

Пока он расплачивался, я искал глазами Салли. Я не видел ее с момента этого змеиного укуса. Она была моим единственным знакомым человеком не в армии, она казалась мне умной и понятливой. Я предавался фантазиям о том, как спасти ее от этой жуткой жизни. Найти ее так и не смог.

Я увидел, как один мальчик, сделав шаг назад, наступил на ногу человеку, стоявшему позади. Тот мгновенно с силой ударил его кулаком по макушке. Мальчик почти осел на землю с гримасой, но не сказал ни слова.

Грузовики уехали. Майерс и я проверили местность в последний раз. Мы нашли три явно различимые стрелы, направленные на наши укрепления из мешков с песком. Грубые зарубки на них, по-видимому, указывали дистанцию. Мы разбили эти знаки.

В тот же день мы с Шейкером, Фаррисом и Реслером поехали в деревню Анкхе. Поездка была официальной, нужно было купить всякое разное — свечи, керосиновые лампы, подстилки и шезлонги. Таскать добро должны были я и Реслер.

Деревушка была маленькой и пыльной. Кое-где было припарковано еще несколько джипов. Один бар казался довольно оживленным, но Шейкер не позволил нам зайти.

Глядя на улочки, я думал, где могут жить беженцы, расчищавшие место для заправочного комплекса. Я не узнавал никого из встречных.

— Мейсон, там нашли несколько взводных палаток, — объявил наутро Реслер через брезент. Я еще не встал. Как правило, он поднимался к завтраку раньше меня. — Они хотят, чтобы мы выбирались из наших одноместных, но держали их под рукой.

— Зачем? — спросил я хрипло.

— Чтобы держать в них всякое имущество. Во взводной палатке будут двадцать человек, так что твои клюшки для гольфа могут и не поместиться.

Ну, теперь все по-взрослому. Взводные палатки были сделаны из тяжелого зеленого брезента и натягивались на здоровенный шест. Днем их двери скатывались. Из-за темного цвета палатка поглощала столько тепла, что входя вовнутрь, ты чувствовал поток воздуха — словно горячее дыхание. Сочетание жары и влажности приводило к бешеному росту грибков и плесени. Из-за этой жары днем в палатках почти никого не бывало. Впрочем, мы в любом случае работали целый день.

Этим вечером мы переехали в новую уютную взводную палатку. Моя раскладушка и восемь других были с одной стороны, а напротив еще десять. В шести дюймах справа от меня располагался Нэйт. Слева — Джон Холл, из передовой группы. Напротив — Уэндалл и Барбер. Но встать в палатке в полный рост все же было нельзя.